Интервью «Я сохраняю романтическое отношение к творчеству»

Terra-Art (Terra-Art)

Как, по-вашему, изменилась роль писателя в России по сравнению, скажем, с XIX веком? И каких еще изменений можно ожидать в грядущем?

- Мне кажется, «роль» писателю определяет общество, в зависимости от своих актуальных потребностей. Это может быть потребность в духовной опоре, особенно на переломных этапах, когда людям хочется слышать голос кого-то, кто выражает их чаяния, и в чьей искренности не приходится сомневаться. Сегодня, мне кажется, трудно ожидать от литературы духовных прорывов и откровений – они не вызовут резонанса в обществе потребления, и мы попросту о них не узнаем. Нынешняя роль писателя – удивлять, и не только текстами, быть яркой личностью, своеобразным «интеллектуальным аниматором». Таков запрос большинства. Но всегда можно попробовать «контрабандой» провести в пёстрой упаковке действительно важные вещи.

Если же абстрагироваться от навязываемой временем «роли», задача писателя сегодня, на мой взгляд, в том, чтобы сохранить литературу от превращения из общечеловеческой ценности в объект редкого хобби. Как это сделать? И в шутку, и всерьёз: создавать шедевры, способные проникнуть в душу самых разных людей, с разным уровнем образования и интересами. От этого зависит, будет ли в грядущем у писателя хоть сколько-нибудь значимая роль, или его «уволят из театра».

С чего обычно начинается для вас создание нового произведения, что может стать «центром кристаллизации», небольшая характерная деталь или общая идея будущей книги?

По-всякому бывало. Когда книга написана, трудно размотать клубок и найти исходную точку. Но, наверно, в моём случае отправным пунктом оказывается сильная эмоция - восхищение, любовь, острый протест, сочувствие. Например, роман «Булочник и Весна» зародился задолго до того, как возник его сюжет. Я оказалась в живописнейшей деревне, расположенной на одном из холмов Клино-Дмитровской гряды, и влюбилась в красоту этих мест. Мне захотелось пожить там, хотя бы «в шкуре» героев. В итоге из первоначального созерцательного мотива вырос довольно напряженный психологический роман.

Важно ли для вас досконально проработать, представить себе обстановку, в которой развивается действие, даже если в готовую книгу будут включены не все детали?

- Очень важно! Это необходимое условие. Обычно стараюсь помещать действие в обстановку, которую знаю во всех подробностях. Если не хватает информации, я еду на разведку и исхаживаю предполагаемое место действия вдоль и поперёк, выясняю о нём всё, что возможно, фотографирую. Если это улица – заглядываю в местные магазинчики и кафе. Это интересно и очень приятно! Естественно, в текст войдёт не всё, а иногда - почти ничего из увиденного, но я не жалею о потраченном времени. После такой разведки мои герои чувствуют себя внутри эпизода уверенно, они живут в нём, а не условно присутствуют в схематичном пространстве.

Обычно недостающие детали я проясняю уже по ходу написания, когда основные линии определены. Но подобный алгоритм действий не всегда подходит. Сюжет книжки, которую сейчас пишу, помещен в прошлое, в подобных случаях приходится идти уже не от личного опыта, а «от эпохи». Всё начинается с погружения в источники - старые фотографии, дневники и воспоминания, обстановку музеев-квартир, сохранивших дух прошлого. Источники сами подсказывают место действия, повороты сюжета, характеры и внешний облик героев. И я бы не назвала этап сбора материала рутиной – это очень творческий процесс, полный сюрпризов.

Кто ваши первые читатели, или, как сейчас говорится, бета-тестеры, прислушиваетесь ли вы к их мнению?

- Большей частью, это люди, которых я знаю много лет. Прежде всего, мои родители. Мой папа подмечает все «зазубринки» в тексте, даже те, которые порой упускает взгляд профессионального редактора. А мама может сокрушенно вздохнуть над какой-нибудь сценой: что-то не так! – и я начинаю искать, что именно «не дотянуто». Следующий круг бета-ридеров – давние друзья. Беда в том, что они меня любят и сходно мыслят. Им близко то, что я делаю, а потому в их оценках нельзя всерьёз рассчитывать на объективность. И, наконец, самый полезный с точки зрения реальной критики уровень – знакомые, приобретённые не так давно, знающие меня не слишком хорошо, часто с иным складом ума. Вот от них можно услышать много интересного и неожиданного, узнать точку зрения человека с иным образом мышления.

К мнению бета-ридеров прислушиваюсь в том ключе, что стараюсь понять, откуда взялась та или иная трактовка, почему оказался «вычитан» смысл, которого я не вкладывала, - и стараюсь прояснить текст. Что касается главного - личностей героев, развития сюжетных линий, тут обычно упрямо слушаю только свой внутренний голос.

У ваших книг очень характерные, душевные и узнаваемые обложки. Как они создаются?

- Хороший иллюстратор – не просто художник. Это ещё и талантливый читатель, способный почувствовать книгу. Обложка – это душа книги, отраженная в одном рисунке. Так же, как и лицо человека, обложка может дать ключ к тому, что на самой глубине. На мой взгляд, обложка не должна «кричать» и зазывать. Её задача – передать атмосферу книги, её аромат, мелодию.

Мне везло с иллюстраторами. Над иллюстрацией к роману «Булочник и Весна» работала известный московский акварелист Вероника Калачёва. Во время нашего сотрудничества меня приводила в восторг её фантастическая техника. Создавалось ощущение поразительной лёгкости рождения рисунков. Но на самом деле, за видимой лёгкостью, часто присущей творениям мастеров, всегда большой труд и ревностное отношение к делу.

К двум последним книгам обложки рисовала Елена Ремизова, удивительно чуткий и близкий мне по духу художник. Взглянув на её иллюстрации, я как будто со стороны посмотрела на собственные книги и впервые осознала свой «жанр». Это реализм, но не «густой», а, скорее, прозрачный, граничащий с чудесным. Это наша взрослая жизнь, но через неё дуют ветра юности и детства, и к ним обязательно надо прислушиваться - они не дают накопиться цинизму. Во всяком случае, такой у художника получилась обложка к роману «Полцарства».

Что, на ваш взгляд, помогает создать у читателя ощущение достоверности, подлинности событий и чувств, описываемых в книге?

Мне кажется, по-настоящему действенное средство только одно – страстная вовлечённость самого автора в события романа. Всё, о чём писатель решает сказать в книге, должно задевать его за живое, буквально лишать сна. Я замечала, что, когда пишутся ключевые главы романа, реальная жизнь воспринимается немного сквозь туман. Я мысленно разговариваю с героями, хожу их маршрутами, пробую их любимые блюда, примериваю на себя их интересы и привычки, праздную их победы и горюю над поражениями. Мне кажется, сопереживание должно зашкаливать. Только тогда есть шанс, что читатель примет происходящее в книге близко к сердцу. Кроме того, я думаю, что нет смысла писать о том, чего в той или иной степени не пережил сам. Хороший материал для романа – это всегда живое чувство. Я немного занимаюсь цветоводством и могу сравнить это с методом укоренения фиалок. Нужно отщипнуть листик от материнского растения, и при должном уходе он превратится в самостоятельный цветок. Так же и с книгой. Ты укореняешь свою любовь, своё сомнение, свою надежду на почве романа – и вырастает нечто новое, развивающееся по-своему, но обладающее всеми свойствами живой человеческой души.

В мире появляется все больше и больше книг с дополнительной реальностью – объемными иллюстрациями, если говорить о детской литературе, или ссылками, по которым можно пройти. Если бы вы сейчас стали делать такую книгу, то чем бы вы ее дополнили?

- Велик соблазн дополнить книгу музыкой или просто подходящими звуками. Приложить своеобразный саундтрек. Если идти дальше и предположить, что возможности безграничны, – я бы не отказалась добавлять в книгу запах свежескошенного луга, дыма или кофе, того, что в данный момент слышит и осязает герой. Ссылки с информацией, пожалуй, не стала бы использовать, чтобы не выдёргивать читателя из глубины повествования. А вообще, мне кажется, подобная дополнительная реальность – это всё-таки искушение. Если перейти некую грань, книга перестанет быть книгой, а превратится в фильм или компьютерную игру. А ведь тем и ценна книга, что человек, читая, может создать целый воображаемый мир, увидеть своё личное уникальное «кино», наполнить предложенную писателем основу собственными ассоциациями.

Почему ваш новый роман так загадочно называется – «Полцарства»? Когда к вам пришло это название?

Читатели найдут в книге вполне чёткое объяснение, я же не буду вдаваться в подробности, чтобы не раскрывать сюжет. Но, конечно, у названия книги всегда есть подтекст. Полцарства – это нечто, что требуется заслужить, отвоевать, нечто хрупкое, не окончательное, что необходимо оберегать и отстаивать. Это пространство «не от мира сего» в кольце современного мегаполиса. Это – «полынья Серой Шейки», которая вот-вот затянется льдом. И все-таки, в сказочном названии есть намёк, что, как бы ни было трудно, всегда остаётся надежда.

Ваши герои стараются не выжить в мире, а облагородить окружающее. Есть ли у них реальные прототипы?

Есть люди, которых я бесконечно уважаю за их неравнодушие, отвагу и деятельную помощь тем, кто в ней нуждается. Есть те, кого люблю просто за способность понимать и сочувствовать, за душевную чуткость. И те, и другие – в каком-то смысле прототипы. Я выверяю по ним своих героев. Но сами герои по своим «человеческим» данным – внешности, психотипу, характеру обычно никого не повторяют. Они всегда вырастают в самостоятельную, ни на кого не похожую личность. Больше того, в процессе написания книги герои часто отторгают именно те качества, которые я как автор пытаюсь им навязать. Для меня по-прежнему загадка, откуда берётся герой.

В романе «Булочник и Весна» герой возвращается к мечте, от которой, вроде бы, давно отказался, в надежде вернуть любовь. Но все-таки чуда не происходит – или оно просто заключается в чем-то другом?

Мне кажется, это и вообще свойство чуда – оно всегда заключается «в чём-то другом». Мы ищем вдалеке, и вдруг находим поблизости. Герой хотел вернуть любовь одного единственного человека, и в мучительной череде попыток добиться своего, а затем отгрустить, отболеть утрату, приобрел опыт сочувствия. Душа расширилась и вместила любовь и нежность к близким людям, к друзьям и просто знакомым, к животным, природе, к неброской красоте мелочей – ко всему, что он раньше просто не замечал. Так что, чудо произошло – душа выросла.

Может ли роман стать инструментом катарсиса? Помочь взглянуть на себя и других со стороны?

Не только роман, но и стихотворение, музыка, фильм, полотно, фотография. Всё, что угодно, если это талантливо и содержит проблеск истины. На мой взгляд, искусство не должно заниматься морализаторством, но переворачивать душу – его прямое назначение. Задача любого произведения искусства – взрезать скопившийся на душе слой копоти и пыли, чтобы через образовавшееся окошко человек увидел себя и мир новым взглядом, глотнул свежего воздуха и почувствовал неудержимое желание полностью отмыться от сажи. Думаю, это и есть катарсис.

Какое значение для вас имеет обратная связь с читателями? Общаетесь ли вы с ними в интернете?

- Я не веду специальных страниц. Но любой читатель может написать мне через форму обратной связи на моём сайте. Я всегда рада, если у человека возникло желание высказаться, и стараюсь отвечать на письма. Совершенно особая радость – живое общение на творческих встречах. Если бы я не хотела обмениваться с людьми мыслями, я бы складывала рукописи в стол.

Что-то менялось в вашем восприятии мира и творчества по мере написания книг?

Менялось и меняется постоянно. В идеале, с окончанием каждой книги в писателе должен произойти некий внутренний переворот. Большая книга – это всегда этап, ступенька. Если перемена не происходит – значит, надо ждать обновления, иначе новая вещь окажется повторением предыдущей, а это бессмысленно.

Мне кажется, основная перемена в моем восприятии – это понимание, что живёшь среди людей и пишешь не только для себя, чувство родственности с другими людьми. Постепенно на место исследования собственного внутреннего пространства приходит желание понять другой взгляд, другие системы ценностей, не отгораживаться, но проникаться ими, не судить, но понимать. Наверно, это главный вектор перемен, происходящих со мной.

Планируете ли вы в дальнейшем объединять свои произведения в циклы?

- Я сохраняю романтическое отношение к творчеству. Моя «муза» - существо хрупкое и свободолюбивое, планы её пугают. Поэтому я стараюсь не намечать ничего грандиозного. Просто работаю над тем, что есть в данный момент. Хотя, думаю, книги любого писателя можно так или иначе объединить в циклы. Они формируются естественным путём. Могу предположить, что всё, опубликованное мной до нынешнего момента – это единый цикл психологической прозы о сегодняшнем дне. Мне кажется, он на исходе. Во всяком случае, сейчас у меня появилось желание раздвинуть временные рамки и нырнуть в историю, или даже попробовать выйти за границы реальности в фэнтезийный мир – но при этом не пойти на поводу у «жанра», а сохранить глубину традиционной русской прозы.

Вернуться к списку