Книги

ФИЛЯ

О том, что в мире есть Филя, Тася догадалась, когда ей было лет шесть. То есть,
она и раньше чувствовала, что он есть, но не знала имени. Филя был шелестом в
маминых геранях и фикусах, утренним светом, настроением Всё-в-порядке! Каждый
день, просыпаясь, Тася нежилась в его лучах, потягивалась и жмурилась. Когда в
комнату заходила мама, свет расцветал одуванчиковым пухом и немножко щекотал
Тасю.
Однажды летним утром Тася проснулась и почувствовала, как по одеялу бегут
невесомые барашки. Воздух колышется тёплым морюшком и будто шелестит о песок.
Тася села в кровати и, встряхнув волосами, удивлённо сказала: Филя!
Поначалу Тася думала о Филе редко – только если он сам попадался ей на глаза.
Иногда она замечала его золотые лучи вокруг гераней или видела, как он резвится
бликами в аквариуме с красноухими черепахами.
Если папа после работы понарошку боролся с Тасей или старшая сестра Юлька,
посадив Тасю себе на спину, с завыванием носилась по коридору, Филя был тут как
тут и скользил по Тасе щекоткой.
Осенью Тася пошла в первый класс. Было тревожно заходить без мамы в
большое здание школы. Всё родное оставалось далеко - через перекрёсток, а потом
ещё долго идти вдоль стадиона. Если мама не придёт, то самой до дома и не
добраться.
Чем темней были школьные утра, тем больше одиночества копилось у Таси на
душе, пока в какой-то совсем хмурый день она не догадалась вспомнить о Филе. В тот
же миг он тихонько колыхнулся у сердца, обдал Тасю теплом.
И по дороге в школу, и на уроках Филя сидел тихонечко, но когда подруга Соня
в раздевалке накидывалась на Тасю с криком: «Урра! Таська пришла!», или
учительница Дарья Максимовна улыбалась своим первоклашкам, Филя вспыхивал и
припекал апрельским солнцем.
С тех пор он всегда был с Тасей. Но почему-то, когда они с мамой после уроков
приходили домой, оказывалось, что Филя не покидал квартиру. Стоило им войти, его
радость волнами бежала им навстречу, и Тася с мамой, вдохнув её брызги, спешили на
кухню – болтать и обедать. Значило ли это, что Филя мог одновременно быть в разных
местах? Вскоре Тася поняла, что и вообще очень мало знает о Филе.
Перед Новым годом мама взяла её с собой - помогать старенькой тёте Шуре.
Мама и раньше ходила к ней, но без Таси. Они принесли тёте Шуре вкусной еды,
убрались немножко, а потом сели слушать её рассказы о том, как к ней приходил врач,
и о каких-то других старушках. Это оказалось так скучно, что Тася еле терпела. Она
хотела уже тихонько подёргать маму за рукав, как вдруг почувствовала: с ней рядом,
плечом к плечу, тётю Шуру слушает Филя. Он не плещет и не мелькает бликами, а
высится строгим и ясным светом. И он совсем не одуванчиковый, а огромный,
сильный.
Вернувшись от тёти Шуры, Тася всё думала и думала о новом Филе. Похоже,
она, а заодно и вся её семья находились под защитой сказочного богатыря! Тася не
видела его наяву, но догадывалась: у него добрые глаза и, конечно, под шлемом
кудри. И хотя он могучий – он всё-таки очень хрупкий, надо его беречь.

К такому разному, неизведанному Филе Тася стала относиться серьёзнее. Даже
буйные ссоры с сестрой теперь удавались ей редко – уже в начале спора что-то
сжималось в душе, и Тася отступала, волнуясь, как бы не ранить Филю.
Однажды в грозе сражения за тетрадку с котиком на обложке Тася нарочно
поцарапала Юльке руку, а потом, вся в поту и пунцовом пыхтении, побежала
жаловаться маме. Претензия Таси была простая: отчего её не родили старшей дочкой?
Уж тогда бы она задала этой Юльке! Мама укоризненно покачала головой, и Тася с
пылу с жару обиделась ещё и на маму.
Спрятавшись от всех на верху своей любимой двухъярусной кровати, Тася по
привычке огляделась в поисках Фили. В первую минуту ей показалось, что воздух
пуст – Фили нет совсем! Пришлось зажмуриться и постараться остынуть. Когда
дыхание выровнялось, Тася с облегчением почувствовала: Филя здесь! Но он уже не
играл лучами и не охранял Тасю могучим витязем, а притих, растворившись в
невидимой вышине, отстранённый и грустный.
«Филечка, не обижайся!» - шепотом взмолилась Тася, и вдруг поняла, что не
смеет назвать Филю Филей. В эту минуту он был далёкий и бесконечный, как небо над
полем, когда на даче идёшь по колосистой тропинке в лес.
Тася недоумевала, как Филя мог одновременно быть и щекоткой, и лучами в
геранях, и витязем, и небом, пока наконец не решила: глупо об этом думать! Надо
просто радоваться, что он есть, и его много.

***
Трудности начались, когда Юльке исполнилось пятнадцать лет. В день
рождения она объявила, что не хочет ничего праздновать, и ушла гулять.
- Это такой возраст, она самоутверждается. Надо перетерпеть, у других
подростков это ещё раньше, мы ещё долго держались… - сказала мама, словно
извиняясь за Юльку, и сели ужинать втроём. Правда, открывать торт мама не
разрешила. Она надеялась, что именинница придёт и посидит с семьёй хотя бы за
чаем. Юлька и правда вернулась не поздно, но сразу заперлась в своей комнате. Тася
выяснила это, побившись в дверь.
- Она заперлась! – возмущенно сообщила Тася. – Давайте тогда есть торт! - Но
торт попробовали только на завтрак.
Весь вечер из-под двери сестры ручейком вытекала непонятная грустная музыка
- Юлька играла на гитаре. После чая Тася села у двери на корточки и склонила голову
пониже, к щелке. В этой музыке тоже было немножко Фили. Он серебрился в
печальном звуке, но уже было ясно: если Юлька продолжит в том же духе, из серебра
получится ржавая пыль.
Весь второй класс Тася почти не общалась с сестрой. Юлька сидела у себя, а
Тася жила, как и прежде, в большой комнате с родителями. Странно это было – как
будто в квартире поселился чужой человек - жилец. От этого в доме как будто
похолодало, и на кухне теперь не так часто появлялось что-нибудь вкусненькое. Тася
заметила: даже воздух в квартире стал неприятным, и как-то раз после школы сказала
об этом маме.

- Это из-за того, что папа много курит. Пахнет от его куртки, - объяснила мама и
попшикала в прихожей освежителем воздуха. Запахло фальшивым пломбиром.
- Мамочка! Это пахнет не курением, а грустью! – сказала Тася. – И этот
освежитель, он - как если человек улыбается не от души, а насильно. Давай лучше
купим настоящее мороженое, съедобное – тогда им хотя бы будет по-настоящему
пахнуть.
- Ты права! – согласилась мама. – Прямо сейчас и купим! – и они стали
наперегонки одеваться. Тася, конечно, успела первая, потому что мама ещё искала
Тасе перчатки вместо вымокших. Это они с Соней после школы кидали снежки.
Когда принесённый из магазина брикет пломбира развернули и положили на
блюдечки, в доме и правда, запахло чудесно! Мама очень радовалась своей половинке.
Улыбалась, отковыривая кусочки маленькой ложечкой, жмурилась от удовольствия и
приговаривала: как вкусно! А потом вытерла набежавшие на улыбку слёзы. Наверно,
вспомнила о Юлькиных выкрутасах.
Тася встревожилась и стала торопливо доедать свой кусок – надо успеть
набраться побольше радости, пока она не исчезла!
Жалко было маму – всё на неё свалилось. Ведь это только кажется, что она
взрослая! А на самом деле она такая же девочка, как и Тася, просто её время быть
ребёнком прошло, и теперь ей приходится заботиться о двух дочках, да ещё и о папе.
Но в душе мама всё равно хочет, чтобы её утешали, возили на интересные прогулки и
на ночь читали книжки. Потому она и заплакала, узнав в мороженом кусочек своего
детства.
Тася решила, что, когда станут, наконец, поменьше задавать в школе, она
серьёзно займётся мамой. Отведет её хотя бы на художественное творчество – а то она
у них совсем засиделась дома! И ещё надо попросить Филю – пусть он почаще витает
возле мамы, может, ей станет веселей на душе.
К сожалению, Филя мог справиться только с небольшим количеством грусти.
Это Тася уже выяснила. Чем больше в доме становилось обид и печалей, тем труднее
ему было пропускать через пыльный воздух свой золотой свет. Проснёшься утром – и
нет солнечного прибоя радости, только редкие лучики, ржавеющая и ломкая
проволока.
С приходом весны в окнах стало больше солнца. Герани ободрились –
выпустили кудряшки свежей листвы и собрались цвести. Красноухие черепахи
просыпались теперь на рассвете и что есть силы громыхали камнями по дну своего
бассейна. Тася подумала: наверно, они охотятся за солнечными бликами! Всё это было
хорошим подспорьем Филе. Раньше он старался растворить грусть в одиночку, а
теперь ему помогала весна.
Однажды по дороге в школу Тася с мамой увидели на ветках сирени крепкие
крупные почки и остановились понюхать.
- А в воскресенье у нас Пасха, ты помнишь? – сказала мама. - Надо нам
постараться не ссориться. В четверг будем яйца красить. Шелухой покрасим, или
купить тебе наборчик с красками?
В субботу утром сразу после завтрака Тася с мамой пошли святить куличи.
Когда на дворе церкви весёлый толстый батюшка, похожий на особенного весеннего
деда Мороза, начал взмахивать кропилом над рядами куличей и корзинок с яйцами,
Тася заволновалась: вдруг на неё не попадёт святой воды? Она даже приподнялась на

цыпочки, но в самый ответственный момент вперёд вылезла какая-то большая дама и
загородила все чудесные брызги. Тася не почувствовала ни одной капли. Только два
пятнышка на куртке.
- Батюшка, а покропите нас ещё, пожалуйста! А то нам не досталось, – робко,
но всё-таки громко попросила мама. Батюшка обернулся и, улыбаясь, взмахнул своим
веничком.
Сверкающий каскад обдал Тасю с ног до головы – и тут же она увидела сердцем,
как надо всем двориком, в небе и куполах, и в зелёном шуме берёзовых ветвей блещет
и припекает Филя. Ещё никогда на памяти Таси Филя так не резвился. Он сверкал над
столами радугой и смешивал в вихре запах куличей и весенней земли.
Тася возвращалась домой, задумавшись, словно кто-то шепнул ей тайну на
языке, которого она не знала. Только дома, когда мама вынула куличи из корзины и
поставила на красивую салфетку, Тася поняла, в чём дело: ну конечно! Пасха – это
день рождения Фили!
Раскладывая на блюде жемчужные яйца всех цветов, Тася подумала: что если в
честь праздника рассказать о Филе родителям? Скорее всего, они тоже с ним знакомы,
просто, как и Тася, не решаются признаться.
Когда стол был накрыт, сели ждать Юльку – она как всегда копалась у себя в
комнате. Папа стал искать пульт от телевизора – он куда-то подевался. Тогда и мама
засуетилась, ощупала вокруг себя диван.
- Миша, а ты на кухню его не унёс? – спросила она и поднялась, чтобы пойти
посмотреть.
Вдруг Тасе стало жалко родителей. Она и сама не поняла отчего, но чуть не
заплакала.
- Мамочка, подожди! Не уходи! – вскочив, воскликнула она. - Я вам расскажу
про Филю!
- Про какого Филю? – удивилась мама.
- Про моего! Про нашего! Он тут у нас везде. Он таким ветерком... – волнуясь,
заговорила Тася. - Просто, может, вы не знали, что это он? Он не очень виден, но он
такой, весь как солнышко! – От волнения Тася вылезла из шлёпок и топталась по полу
босыми ногами.
- Это мне что-то напоминает! – подмигнул папа. – Он тоже живёт на крыше?
- Ну вот! Я так и знала! – рассердилась Тася и даже притопнула от досады. – Ну
папа! Филя же – это совсем не то! Филя – это такое, в чём колышется всё хорошее! И у
него сегодня день рождения!
Тут в комнату просунулась Юлькина голова со свисающими из ушей красными
проводками наушников.
- Мам, я гулять!
- А как же завтрак? – заволновалась мама.
- Не хочу. Булку, может, куплю.
- Юля, стой, подожди… – растерялась мама. - Дай хоть поцелую тебя. Христос
воскресе! - и хотела расцеловать свою старшую дочку, но Юлька вывернулась из
маминых рук.
- Я не буду говорить «Воистину воскресе»! Почему вы заставляете меня врать?
– возмутилась она. – Я вам уже объясняла, что я атеист. Что вы на меня давите?
- Ну, во-первых, даже если ты атеист, это такая традиция… - начал было папа.

- И что? – перебила Юлька, сделав каменные глаза. – Я же не навязываю вам
своих традиций, правда?
- А как же яичный бой? Таська вон тебя ждала, грозила, что победит! – сказал
папа, изо всех сил притворяясь, что не расстроился.
Тут Юлька завела обе руки за шею и повозилась, расстегивая цепочку.
- На, он мне мешает! – сказала она и сунула растерявшейся маме в ладонь свой
крестик. – Куда поеду, не знаю. К одиннадцати вернусь. И не надо, пожалуйста,
названивать!
- Хорошо. Может быть, позвонишь сама? Ну, когда определишься… – сжав в
кулаке крестик, робко спросила мама. - Папа ведь нам звонит в обеденный перерыв. И
я звоню, если ухожу надолго…
Юлька ничего не ответила. Она зашнуровывала кроссовки, слегка потряхивая
головой в такт музыки.
- Она тебя не слышит, – проговорил папа, подошел к столу и, взяв
перламутровое яйцо принялся чистить его на тарелку. Очистил и прямо целиком, не
посолив, сунул в рот. Тася с жалостью поглядела на папу, и тут же ей захотелось
наброситься на Юльку, побить её кулаками. Но за ней уже хлопнула входная дверь.
Пока папа дожевывал яйцо, мама забралась на стул и положила Юлькин крестик
к иконе. Постояла минуту, прислонившись лбом к иконной полочке, и спустилась на
пол. Оглядела пёстрый пасхальный стол.
- Миша, ну как тебе не стыдно! Мы же не бились ещё – зачем ты съел!
- Не бились – так побьёмся! – сказал подкрепившийся папа. – И вообще, друзья,
предлагаю не расстраиваться! Пусть думает, что хочет. А у нас с вами праздник.
Яйцами, конечно, побились – Тасино зелёненькое оказалось самым прочным! И,
конечно, Тасе разрешили съесть с кулича всю цветную посыпку. Но радости не было.
После завтрака папа стал расспрашивать Тасю о Филе.
- Я вот что-то не пойму, Филя – это разумное существо, или он скорее
вещество? Как, скажем, кислород?
Тася встревожилась: как бы не подвести Филю! – и ответила осторожно:
- Он - как разумный кислород!
- А… Так, может быть, Филя – это домовой?
- Нет! Ну нет! Ну какой же домовой! - разволновалась Тася и принялась
убеждать папу, что Филя ни в коем случае не домовой, не привидение и никакой не
призрак! Даже заподозрить такое стыдно! Филя настоящий, как солнечный свет.
Просто его трудно увидеть глазами.
От волнения Тася заходила по комнате.
– Эх! Ну как же объяснить? – и бросила взгляд на черепаший аквариум. – Филя
– это как будто вода, а мы – черепахи, и плаваем в ней! Если мы всё время дерёмся и
баламутим мусор на дне, то Филя пропадает, остаётся мутная жижа, и мы даже можем
в ней умереть. А если мы радостные – то и вода радуется, её много и она чистая-
чистая! Мы в ней ныряем и кувыркаемся. Это и есть Филя!
- Ага, вот так уже понятнее… - кивнул папа. – Тогда, может быть, Филя – от
слова «любить»? Фило – логия, фило-софия… Так вот, по-латыни?
Тася пожала плечами – этого она не могла сказать наверняка.

- И ещё Филе больно, когда ссорятся, - прибавила она и, вытянув руку, ласково
погладила воздух. – Филя мудрый, добрый Филя, хороший… У него сегодня день
рождения… – и, почувствовав, как от слёз горячеют глаза, кинулась на диван.
- Тася, ну куда ты на грязное покрывало лицом! - воскликнула мама. - Юлька в
уличных джинсах сидит, ей же не объяснишь… - и умолкла.

***
Весенними вечерами, если оставалось время после уроков и гуляния, Тася брала
цветные карандаши и над альбомным листом фантазировала о Филе. Думать
рисунками было намного понятнее, чем словами. Выяснились вещи, о которых Тася
никогда бы не догадалась «головой»! Однажды Тася нарисовала такую картинку: вся
семья встала кружком и взялась за руки. Через руки друг в дружку волнами
перетекает лучистый Филя. А потом Юлька спрятала руки за спину.
Тася заштриховала чёрным карандашом места, где Юлькины ладони раньше
сжимали ладони мамы и Таси. Круг порвался, и с обеих сторон получился тупик. Филя
больше не мог перетекать свободно. Ему оставалось метаться от одного края цепочки
к другому. Конечно, можно соединить руки втроем – мама, Тася и папа. Но тогда это
будет значить, что они исключили Юльку из семьи, оставили одну на улице…
К лету Тася закончила второй класс и заодно успела вырасти из всей
прошлогодней обуви. На дачу поехали в новых босоножках с бабочками. Бабочкам
очень нравились дачные дорожки, пятнистые от солнца и тени. Когда Тася мчалась по
ним вскачь, бабочки подхватывали её и несли на своих крылышках.
В июне приезжали только на выходные, а после того, как Юлька сдала экзамены,
переселились совсем. Несмотря на Юлькину колючую вредность и мамины с папой
переживания, Фили на воздухе стало больше. Утром, покачав только проснувшуюся
Тасю в солнечных бликах, он выпархивал в окно и растворялся в саду. Его можно
было найти в каждом цветке, но этого и не требовалось. Стоило Тасе вспомнить о нём,
как Филя оказывался тут как тут - Тася чувствовала, как он трепещет в груди
счастливым крылом, и улыбалась. Ночью Филя уходил в звёзды. Торжественный и
высокий, он бросал взгляд в окно комнаты, где засыпала Тася, и вздымал занавеску
цветным и сладким духом шиповника.
Этим летом у папы оказался очень длинный отпуск. Он немножко работал на
огороде, но в основном рыбачил на торфяном пруду. А когда пошли грибы,
отправился на грибную охоту и пропал на ней до сентября, появляясь только к обеду и
к ужину. Грибы в то лето шли волнами, как цветы. Отцветали лисички – распускались
подосиновики, за ними белые, потом, с дождями, опята и, наконец, чернушки на засол.
Юлька тоже пропадала – полдня она спала, а потом до утра сидела у ворот
посёлка с большими ребятами.
Тася старалась побольше бывать с мамой, чтобы она не так уж переживала об
отсутствующих. Вместе они пололи грядки, собирали щавель на щи и читали к школе
книжки по списку литературы. Дневной Филя то и дело подмигивал им бабочками и
солнечными зайчиками. Он был доволен.

Ближе к вечеру на дачной улице начиналось веселье. Собиралась куча ребят,
придумывались игры. Тася носилась с друзьями по всему посёлку и так избегала
босоножки, что под пальцами в стельке образовались ямки и стали натирать кожу.
Потом вырвался с корнем и ремешок.
- Надо новые купить! – сказала Тася маме и весь день предвкушала, как завтра
они поедут в город, по магазинам, а потом, наверно, ещё и перекусят в Макдональдсе.
Вечером папа пришил ремешок и долго возился, вырезая по размеру и
приклеивая другие стельки вместо протёртых. «Ничего? Доносишь уж так?» – сказала
мама и погладила Тасю по голове. Тася удивилась и сначала немножко расстроилась.
Но и в старых босоножках весело добегала лето.
В сентябре Тася и Юлька пошли в школу, а папа, хотя и просыпался каждое утро
вместе со всеми, никуда не собирался, а садился после завтрака в свой компьютерный
уголок - что-то смотреть в интернете.
По дороге из школы Тася спросила у мамы: почему папа дома, неужели всё ещё
отпуск? «У него сейчас нет работы. Он волнуется, ты его жалей», - сказала мама, и
Тася почувствовала, как от маминых слов по всему телу засеребрился иней. Как же
они будут без папиной работы?
Когда после обеда мама пошла к тёте Шуре, Тася побежала на кухню -
посмотреть по шкафам, сколько у них осталось крупы и всего остального. Потом взяла
свой кошелёчек и посчитала деньги. Совсем немного! И всё-таки Тася перепрятала их
в ящик письменного стола – пусть хранятся на самый крайний случай. Затем прошла
по квартире, внимательно глядя во все углы, под мебелью и особенно – под вешалкой
в прихожей, проверила ящики в подзеркальном столике. Набралась горстка
завалявшихся монет, и её тоже Тася припрятала. Ну вот. Теперь, если что – она спасёт
свою семью!
Закончив дело, Тася прислушалась: а что Филя? Затея с поиском монет
расстроила его – он совсем притих, Тася едва различила в занавесках его слабый
лучик. Может быть, он подумал, что Тася разуверилась в нём? После возвращения с
дачи Филя и так уже был грустный, тихо вздыхал в геранях. Поразмыслив, Тася
собрала высохшие за лето листочки и цветы и попшикала на герани из брызгалки –
чтобы ему вольнее дышалось.
Всю осень папа старался, искал работу, как мог. В основном, он искал её в
интернете и по телефону, но иногда отправлялся на поиски сам. Перед тем, как пойти,
он подолгу стоял в комнате, чесал седеющую бороду, мял переносицу, словно желая
расправить морщинку. Вздыхал потом: «Так, ну ладно…» - и начинал одеваться.
В отутюженной рубашке и костюме, в начищенные ботинках папа казался Тасе
очень красивым. Плохо только, что куртка потёрлась на рукавах, и пахнет грустным
табаком шарф.
- Миша, куртку тебе надо купить попрезентабельней, - как-то раз, провожая его,
сказала мама.
- Ну и для чего ты мне это сейчас говоришь? Как я после твоих слов могу себя
уверенно чувствовать? – обиделся папа и ушел, стукнув дверью сильнее обычного.
Однажды хмурым и зябким утром, собирая Тасю в школу, мама положила ей на
завтрак только один глазированный сырок.

- А Соне сырок? – удивилась Тася.
Соня была чудесной подругой, но уж очень голодной. Когда ещё в первом
классе Тася доставала на перемене сырок или банан, Соня налетала на неё, как
соседский йоркшир. «Дай-дай-дай! – скулила Соня и била Тасю лапами. - Хочу есть!
Мне! Мне!» И приходилось отдавать ей половину. Узнав, что Тася из-за Сони не
съедает свой завтрак, мама стала класть ей два сырка, два йогурта или два банана.
- Соне пока больше не будет сырка. Пусть её родители сами ей покупают, -
сказала мама и, виновато поглядев на Тасю, прибавила. – Папа очень ищет, но,
видишь, нет пока подходящего места.
На перемене Тася достала из пакетика одинокий сырок. Посмотрела на него и,
разорвав упаковку, протянула Соне:
- Кусай половину!
- А почему сегодня пополам? – заскулила Соня. – Почему-почему-почему?
- Хорошо, ешь весь, - вздохнула Тася.
Но Соня не стала есть. Она даже не откусила, а положила сырок на подоконник
и озабоченно нахмурила брови.
- Таська! Ты хоть просто скажи: почему?
- У нас дома теперь совсем мало Фили, - призналась Тася.
- Филя - это деньги? – наклонив лоб, шепнула Соня.
- Да нет…
- А почему тогда от него больше сырков?
- Не знаю. Так получается… - тихо сказала Тася.
Соня задумалась крепко, и со следующего дня начала приносить на завтрак
большую морковку. Сначала пополам съедали сырок или банан, а потом разламывали
морковь и сгрызали – Тася тонкую половину, а Соня толстую.
Через несколько дней Соня подскочила в перемену к Тасиной парте и,
склонившись к самому лицу, шепнула:
- Ну? Как там Филя? Прибавляется?
- Понемножку! – улыбнулась Тася и ласково подёргала Соню за уши.
Тася давно уже поняла: если хочешь, чтобы Филя был сияющим и сильным,
нельзя сидеть сложа руки. Надо внимательно смотреть вокруг и искать, из чего можно
добыть радость.
В ноябре к маминому с папой дню свадьбы Тася купила в журнальном киоске
надувные шарики всех цветов. Если надуть их ночью перед праздником и развесить по
дому – привязать к ручкам шкафов, к стульям и к ножке торшера - конечно, радости
будет много! Дома Тася взяла один шарик и, спрятавшись в ванной, попыталась его
надуть – на пробу. Она дула так сильно, что в глазах почернело – и всё равно ничего
не вышло. Шарик оказался ужасно толстокожим – никак не хотел раздуваться! Может,
он боялся лопнуть? Тася сбегала за другими шариками и перепробовала ещё штук пять
– всё напрасно! Тася нахмурилась: эх! Если бы год назад она не закапризничала, а
ходила бы дальше в музыкальную студию на флейту – уж наверно теперь бы дула как
следует!
На другой день в школе Тася спросила Соню:
- Ты умеешь надувать шарики?
- Конечно умею! – воскликнула Соня с негодованием: неужели Тася могла
усомниться?

- А можешь меня научить? Хочу сделать сюрприз маме с папой ко дню свадьбы.
Они проснутся – а в доме всюду шары. На! – и, достала из рюкзака пакетик с
цветными шариками.
Всю перемену Соня пыжилась, сводила брови и с ужасным звуком дудела в
зелёный шарик. Но он наполнялся воздухом только чуть-чуть, а дальше начинали
раздуваться Сонины щёки и живот.
- Фу! Какой-то испорченный! – наконец, сказала Соня и вернула Тасе
обслюнявленный шарик. – А, может, ты папу попросишь? Сделаете с ним вместе
сюрприз твоей маме!
- Нет, - покачала головой Тася. – Папе сейчас ещё больше нужен сюрприз.
Нужно, чтобы он проснулся и обрадовался. Я лучше попрошу Юльку. Она, правда,
совсем у нас от рук отбилась. Но, может, всё-таки совесть проснётся?
Тася с Юлькой не разговаривала по душам уже давно. Только однажды
поболтали о Юлькиной музыке, да и то поругались. Но теперь другое дело – завтра у
мамы с папой юбилей, двадцать лет свадьбы. Если Юлька забудет их поздравить, ей
потом будет стыдно. Не совсем же она пропащая!
Придя домой Юлька, как обычно, завернула на кухню, отломила от мягкого
батона здоровенный кусок и ушла в свою комнату. Тася ждала до самого вечера – не
выйдет ли она. Может, соберётся погулять или снова проголодается? Но Юлька засела
крепко. Наконец, Тася решилась и постучала в дверь. Подождала и постучала ещё.
Бесполезно! Конечно, Юлька в наушниках.
Приоткрыв дверь, Тася бочком вошла в кромешную темноту комнаты. Даже
шторы были занавешены. Светились только огоньки зарядников и кнопки
компьютерной клавиатуры.
- Юлечка, можно я тебе что-то важное скажу? – робко спросила Тася.
- Извини, давай попозже, - раздался в темноте Юлькин голос.
Тася смутилась.
- Конечно… Ладно! Ты сама меня позови, когда сможешь.
Тут вспыхнул свет лампы, и Юлька, сидевшая за столом, щурясь обернулась на
Тасю.
- Это я не тебе! – прошипела она. - Это я тому, с кем ты мне испортила
разговор, ясно? Ты влезла в самый важный момент и всё испортила. Просто всё! А
потом ещё будете говорить, почему я дверь запираю! – Юлькин голос вдруг стал
таким, словно она сдерживала слёзы.
Руки и ноги у Таси засеребрились и задрожали – как будто в них трепетало под
ветром деревце.
- У тебя всегда важный момент! Каждый день и каждую секунду! И к тебе
никогда нельзя подойти!
- Так! – поднявшись, надвинулась Юлька. - А ну иди отсюда, мелкая!
- Не пойду! Это наш общий дом! У меня вообще вот нет своей комнаты! – от
волнения слишком громко крикнула Тася. - Я тебя просто хотела попросить шарики
надуть! А ты настоящая вредина!
Юлька стиснула зубы и, взяв сестру под мышки, потащила прочь из комнаты.
Толкнула ногой дверь и выпихнула Тасю в коридор, прямо в руки подоспевшей на
шум маме.
- Нате вам!

Дверь захлопнулась, щелкнул замочек.
- Да что же это такое! – воскликнула мама, прижимая к себе Тасю. – Юля, это
же твоя сестра! Выйди и объясни, что случилось!
Тасе очень хотелось расплакаться, но она сдержалась и, вырвавшись из
маминых рук, гневно побила кулаками по запертой Юлькиной двери.
- Полюбуйся! Вышвырнула её, как котёнка! – сказала мама показавшемуся из
комнаты папе.
Папа насупился и, подойдя, дёрнул Юлькину дверь так, что в ручке что-то
треснуло.
– Ты что безобразия вытворяешь? – загромыхал он. - Почему с сестрой так
обращаешься? Открой сейчас же! С тобой родители разговаривают!
- Отстаньте, а? – распахнув дверь, сказала Юлька. – Вы меня шестнадцать лет
воспитывали. Если у вас ничего не вышло – я что ли в этом виновата?
Папа хотел что-то сказать, но только набрал воздуху и покраснел.
- Я была маленькой, вы могли из меня сделать, что угодно, – продолжала Юлька
очень уверенно, даже не запинаясь. - Могли музыкальное образование дать – у меня
же есть способности! Или хотя бы английскому научить по-нормальному. Работать
могли приучить, чтоб дурака не валяла. И где это всё? Что-нибудь вы сделали? Только
отметки проверяли и ворчали. А теперь вам не нравится, что у вас вырос ленивый
бездарь, который не уважает ни себя, ни вас. Ну извините – это к вам претензии, а не
ко мне! Теперь всё, поезд ушёл. Воспитывайте, вон, мелкую – вторая попытка!
Папа некоторое время стоял неподвижно перед закрывшейся дверью, затем
почесал бороду и вдруг сел по-турецки на пол, локти упер в колени и обнял голову.
- Миша, вставай! Ну что ты сел! Что ты Тасю расстраиваешь! – заволновалась
мама, теребя папино плечо.
Папа послушно встал и побрёл в комнату, сел в свой компьютерный уголок,
рукою подпёр лоб. Тася подошла и увидела, что папа плачет. Он сморщил брови и
тихонько хлюпал, прикрываясь ладонью. Папа в Тасиной жизни плакал только один
раз – когда давно-давно умер пудель Нордик.
В тот день родители допоздна сидели на кухне и вполголоса разговаривали о
Юльке. Мама заварила в большом прозрачном чайнике успокоительные травы,
положила папе в розетку мёду. Тася понимала - не надо им мешать. Она вышла в
полутёмный коридор и у двери Юлькиной комнаты приникла ухом к щелке, там, где
дверь примыкает к стене. Что если через щёлку пустить в Юлькину комнату немножко
Фили? Попросить его – пусть просочится и посеребрит воздух. Конечно, Филе будет
тяжело. Он теперь не слишком силён. Ему придётся пробивать мрак своими нежными
лучиками. И всё же!..
Тася слушала, зажмурив глаза – у Юльки было тихо. В большой комнате
всплескивали водные черепахи, разыгравшиеся в своём аквариуме, и казалось даже,
что пахнет речной водой. А потом случилось чудесное - Тася почувствовала, как Филя
тихой волной подхватывает её, и она будто на лодочке вплывает во мрак Юлькиной
головы. Стоп! Некуда плыть - всюду холодный бардак. Мысли похожи на обломки
цемента, на перевернутые железные стулья без сидений, и во всей этой свалке то и
дело вспыхивают языки огня. Так и живёт их Юлька - ей пусто и тревожно, но почему-
то она не верит, что может быть иначе. Это называется «подростковый возраст».
Юлька не хочет, чтобы у неё была семья. Она не хочет, чтобы её любили и заботились

о ней. Ей хочется, чтобы все исчезли – например, уехали в отпуск, и она никому не
должна была бы говорить, что пошла гулять. И, конечно, Юльке совсем не нужна
Тася!..
Тут Филина лучистая лодочка опрокинулась и погасла. Тася открыла глаза и,
тихонько отойдя от двери, побрела на кухню. Папа уже ушел - мама одна мыла чашки.
- Мамочка, сядь пожалуйста! – попросила Тася и, когда мама, вытерев руки,
села, забралась к ней на колени.
- Наша Юлька совсем нас не видит, и дома нашего не видит. От этого ей
одиноко и противно. Она сейчас видит только себя и не знает, куда ей деться.
- Ты так думаешь? – проговорила мама, гладя Тасины волосы влажной рукой.
- Мы для неё, как комары в темноте. Она от нас отмахивается по звуку – но не
видит всё равно.
- Что же твой Филя нам не поможет? - грустно сказала мама, так, что у Таси
ёкнуло сердечко. Значит, мама верит, что Филя может помочь!
- Филя – он очень кроткий! Ему трудно помогать, если сам человек не хочет.
Нет, он может всё-таки, когда он сильный. Просто сейчас Фили не очень много, он
болеет из-за Юльки. Нам надо его жалеть.
- Ну вот… Юльку надо жалеть, папу надо. Теперь ещё и Филю твоего! –
вздохнула мама и отпустила Тасю с колен.
- Но мы можем ему помочь. Я даже уже придумала, как! – сказала Тася.
Ночью, когда папа заснул, мама с Тасей вдвоём надули все шарики и привязали
на нитках к люстрам и ручкам шкафов.

***
Приближался Новый год, и Тася старалась не упустить это волшебное время.
Она раздувала новогодний Филин свет, как дачный костёр из веток, который под
присмотром кого-нибудь из взрослых разрешали устраивать им с подружками. Туда
кладёшь обрывки газеты, мох и, прикрывая ладонями от ветра, ждёшь, когда
разгорится. Иногда осторожно дуешь, и веточки начинают светиться оранжевым.
И всё-таки костерок радости горел плохо. Папа по-прежнему искал работу, а
заодно придумал себе новый вид охоты, вроде той, грибной: теперь каждый день он
тщательно обходил магазины, чтобы найти гречку или молоко по самой большой
скидке. Мама стала брать на дом заказы и целый день печатала на компьютере
таблицы. У неё болели глаза и плечи. Наверно поэтому она стала не так вкусно
готовить и реже убирала дом.
Однажды Тася заметила, что вдоль стен и под диванами появилась бело-серая
шерстка пыли. Филя запутывался в ней и гаснул. Тася собрала её бумажным платком –
получился целый клубок. А потом нашла старое кухонное полотенце «на выброс»,
намочила и вытерла им пол. Больной Филя слабо и ласково улыбался ей зимним лучом
над геранями.
Когда до Нового года осталась неделя, Тася заволновалась: давно уже пора
наряжать дом! Она несколько раз упрашивала маму достать мишуру, но мама совсем
раскисла за своими таблицами и всё отмахивалась: мол, ещё рано.
- А вы украсили? – спросила Тася у Сони.

- А как же! Конечно! – воскликнула Соня. – Как только пошел снег – мы сразу
снежинки всюду налепили, и на окна, и на мебель даже - ещё осенью!
Тася расстроилась. Вихрем мелькнут предновогодние дни – и ни ослабевший
Филя, ни весь их грустный дом не успеют как следует нарадоваться мишуре и
гирляндам!
По дороге домой налетевшая метель была такой же колючей, как Тасино
опасение: вдруг и сегодня мама опять скажет, что рано?
- Мамочка, ну сегодня уже совсем пора украшать! Уже очень-очень пора! – за
обедом взмолилась Тася, но мама ничего не пообещала. Только утомлённо взглянула в
окно на метель и сказала: «Посмотрим».
Тася в тревоге ждала ве́чера, когда мама начнёт «смотреть». Наконец, мама
закрыла компьютер. Умылась, потёрла усталые глаза и окликнула папу:
- Миша! Достань нам, пожалуйста, мешки с дождем! И там ещё должна быть
коробка из-под сервиза, со всякими новогодними штучками. А игрушки пока не надо,
их потом, с ёлкой.
- Вываливай прямо на диван – будем выбирать! – сказала мама Тасе, когда папа
достал мешки.
Тася вытряхнула на диван два пакета мишуры и спутанного дождя, замерла
ослеплённо и, взвизгнув, зарылась в сияние. Окунула руки до самых плеч, а потом и
лицо. Ресницы мишуры щекотали щёки. Сиреневые, зелёные и золотые огни мерцали
сквозь щёлочки прищуренных глаз.
Тасе захотелось подбросить мишуру в воздух – чтобы она разлетелась и осыпала
дом. Но нет – в таком деле нужна аккуратность и художественный вкус!
Украшали со всей серьёзностью. Примеривали, перевешивали, спрашивали друг
у друга: ну как? А потом вдруг вспыхнуло – будто комнату всю целиком включили в
розетку. Гирлянды перемигнулись друг с другом - и дом стал сплошной улыбкой. Это
Филя, радуясь, пробежал по блестящим иголочкам.
Когда на кухне, взобравшись на стул, мама закручивала вокруг абажура золотую
змейку мишуры, вошла Юлька.
- Мам, мне нужны деньги, - сказала она, уперев одну руку в бок, а другой
теребя лохматые волосы. – Мы с Лёхой и Дашкой на каникулах хотим поехать в
пансионат один, в Подмосковье. Там будет специальная программа по прокачке
креативности. Полное погружение! Режиссёры, коучи – все дела.
Мама вздохнула и отвела взгляд.
- Я же не на шмотки прошу, а на развитие личности! – поднажала Юлька. - Все
едут – а я что? Хотите, чтобы я изгоем стала, унылым, нищим и тупым?
Мама качнула головой, но так и не подняла взгляда.
- Почему он на работу не устраивается? Завёл семью – так пусть отвечает!
- Потому что, если он сейчас пойдет куда попало, на нормальное место его уже
не возьмут. Тут не так всё просто, как тебе кажется, - тихо сказала мама.
- Ладно, мне всё ясно! – буркнула Юлька и вышла, махнув дверью.
Мама остановилась посередине кухне - как будто заблудилась в лесу.
Посмотрела в окно, потом машинально заглянула в холодильник.
- Тася, ты дальше сама. Мне надо с папой посоветоваться… - наконец,
проговорила она и ушла в комнату.

Тася расстроилась было, разозлилась на Юльку, но сразу спохватилась – нет уж!
Столько стараний, так хорошо нарядили дом! Обойдётся Юлька – никто ей не даст
погубить радость!
На кухонном столе осталась мишура. Тася сгребла цветные змейки в кучу и
заулыбалась - в гнезде поблёскивал Филя! Взяла «гнездо» в охапку и пошла в
большую комнату к родителям. Мама с папой сидели перед компьютером и что-то
читали, переговариваясь вполголоса.
- Так… погружение… техники креативности… Ну, может, пусть едет? Я завтра
сдаю работу, должны на карту перевести…
Пока родители обсуждали Юлькины требования, Тася залезла на диван и стала
укладывать фиолетовую мишуру поверх спинки. Как это они с мамой забыли! Ведь
диван – очень важная семейная ценность!
Закончив, Тася надумала было покуситься на монитор папиного компьютера –
как раз оставалась подходящая зелёная гирлянда! - но тут у мамы зазвонил
мобильный.
- Да, Анна Алексеевна, я вас внимательно слушаю! – встревоженно сказала
мама. – Правда? Нет, не говорила… Да, я всё поняла. Большое вам спасибо. Как
хорошо, что вы предупредили!
- Юлькина кураторша, – проговорила мама и растерянно взглянула на папу. У
нас за первое полугодие, оказывается, по алгебре неуд выходит. Срочно что-то надо
пересдать или, может, уже не получится, тогда после каникул...
Папа повернулся на своём кресле-вертушке. Потер ладонью лицо. Оно
зарозовело под щетиной. Выдохнул – «Уфф…», поднялся и, набирая ход, вышел из
комнаты.
Когда мама с Тасей подоспели, папа уже надвинулся на Юльку, как туча, и
вовсю громыхал.
- Какая ещё прокачка креативности? Ты соображаешь? Хочешь без института
остаться? У нас нет денег платно тебя учить. Да! Сейчас нет денег! Я в институт сам
поступал, своими мозгами, и мама сама – никто за нас не платил! Ты о чём думаешь?
Почему от куратора узнаем?
Юлька сидела по-турецки на своём диване, наставив лоб на стену и буравя
взглядом плакат с музыкантами. От раскатов папиного голоса взрывался воздух. Во
все стороны брызгали золотые Филины искорки и гасли во тьме.
Тася прижала руки к груди, как будто хотела удержать в себе остатки Филиных
лучей, и убежала на кухню. Там она спряталась между окном и холодильником, и
выглянула из своего убежища, только когда зашумели в прихожей.
Юлька в наушниках и куртке, с рюкзаком на плече, застегивала липучки
ботинок.
- Не хотите уважать личность – как хотите, - чеканила она. - Я сама со своей
жизнью разберусь, легко! А вы сидите, психуйте. Хоть бы сначала подумали: вам это
надо? – и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.
- Юля, стой! – крикнула мама и побежала за ней к лифту. Один тапок слетел,
зацепившись за порожек. Тася увидела через открытую дверь, как мама босой ногой
наступает на серые плиты, вздрогнула, будто от холода и, схватив мамин тапок,
выбежала следом.
Юлька не успела уехать. Мама руками удержала смыкающиеся двери.
– Юля, подожди! Можешь ты меня секунду послушать!

Юлька приподняла один наушник:
- Чего?
Мама не сразу придумала, что сказать. Наконец сообразила:
- Ты колготки надела под джинсы? Там мороз. И куртка! Ты почему в осенней?
- Мам, убери руки, - Юлька сделала жест, смахивающий мамины пальцы с края
двери, и нажала кнопку. Лифт покатился вниз.
- Мамочка, тапочек твой! – сказала Тася и подёргала маму за руку.
Мама послушно обула тапок и пошла домой. Тасе показалось, она тащится к
двери, как старушка, даже прихрамывает.
Когда они вернулись, папа в прихожей копался в сигаретной пачке – наверно,
считал, сколько штук осталось. Было видно: он очень разволновался с Юлькой.
- Миша, ну что ты устроил! – сказала мама. - Где теперь её искать? Она куртку
осеннюю схватила, и даже без свитера! А там мороз. Тася, может, позвонишь ей?
Спроси хоть, куда она…
Тася мигом схватила свой телефончик и вызвала номер сестры. Сначала была
тишина, а потом в Юлькиной комнате загудела дурацкая музыка звонка.
У мамы стало такое лицо, словно она собиралась заплакать.
- Ну вот как так можно было, Миша! Она подросток, а ты всерьёз! Ну что ты
наделал! И даже телефон не взяла. Как теперь её искать?
Папа помял в руках пачку сигарет и вдруг сказал:
- Да идите вы все к чёрту!
Сорвал куртку, влез, спотыкаясь, в ботинки и вырвался неуклюжей бурей за
дверь.
Пока мама молилась в комнате, Тася, притаившись в дверях, следила
внимательно: не затеплится ли возле икон Филя? В какой-то момент ей показалось,
что он шевельнулся в воздухе. Но нет, тучи маминой тревоги были слишком плотные
– Филе через них не пробиться.
Помолившись, мама выключила на кухне свет, чтобы в окошко было лучше
видно улицу. Сначала она стояла, прижавшись лбом к стеклу, а потом сказала сама с
собой: «Да что же это такое! Господи, ну сделай Ты что-нибудь!» - и, приоткрыв
створку, высунулась в метель – не видно ли в белом кружении Юльку?
Тася накинула на мамины плечи кофту и встала рядом, прислушиваясь: ей
показалось, что вместе с маминой мольбой из окна тоненьким дуновением тепла
струится Филя. Ну конечно: он собрал последние силы и полетел на поиски Юльки с
папой!
Что тут можно было сделать? Как помочь? С сомнением поглядев на время –
уже поздновато! – Тася пошла в комнату и позвонила Соне.
- Соня, ты что сейчас делаешь? – шепотом спросила она.
- Расковыриваю шоколадку! - бодро сказала Соня. В трубке и правда
послышался серебряный шорох.
- А ты можешь сейчас вместе со мной подумать о Филе? Ну, просто думай о нём
получше, всякое хорошее, чтобы он набрался сил. Очень-очень нужно!
- Конечно! – с готовностью пообещала Соня. – Я сейчас лягу спать и буду очень
сильно думать! Даже возьму с собой кота под одеяло – пусть он тоже думает.
Заручившись поддержкой Сони, Тася вернулась на выстуженную кухню. Никто
не прогнал её и не велел одеться. Стоявшая у окошка мама всей душой была на

метельной улице и не заметила младшей дочки. Тася сама принесла из прихожей
куртку и, тихонько сев к столу, стала смотреть, как в дом закруживаются снежинки.
Как там Филя? Он, конечно, уже разыскал этих двух дурачков и теперь пытается
развернуть их к дому. Замёрз ли он? Если его существо, как вода – значит, он весь
превратился в ледок, трескающийся при движении. А если как влажный воздух – то
будут снежинки инея… Но ведь бывали дни, когда Филя становился, как звёздное
небо. Может, он сумеет стать, как метель?
- Мамочка, а может нам помочь Филе – и тогда всё наладится? – окликнула Тася
маму. - Давай напустим в дом всего, что он любит!
Решено было испечь мамин фирменный лимонный пирог.
- Они вернутся – а у нас так вкусно! – подбадривала Тася маму, пока та
осматривала содержимое холодильника – как там с яйцами и маслом, есть ли во
фруктовике лимон?
- Думаешь, это правильно? Они с нами вот так – а мы им пироги? - достав всё и
разложив на столе, засомневалась мама.
- Конечно правильно! – воскликнула Тася. – Филя любит, когда дома хорошо
пахнет. Он окрепнет – и Юлька с папой подобреют.
Пока Тася растирала с сахаром натёртый мамой лимон, зашебуршился ключ, и в
прихожую, катя перед собой невидимый ком холода, вошла Юлька. Швырнула куртку
на тумбу под вешалкой и, не глядя ни на кого, сузив глаза в щёлочку, ушла в свою
комнату.
Мама ничего не сказала. Просто улыбнулась – как будто случилось счастье – и
поцеловала Тасю в макушку.
Затем и папа вернулся. От него серой стеной шел табачный дух. Можно было
подумать, что он не просто выкурил сигарету, а грелся всё это время у огромного
сигаретного костра. Он буркнул что-то маме и спрятался в свой компьютерный
уголок.
Ну вот: мирно светится окошко духовки, пахнет лимонной корочкой. И хотя в
доме грустно, и все разбрелись по своим углам, главное – никто не замёрз, не
потерялся! Тася достала раскраску и хотела, пока печётся пирог, закончить картинку
«волшебный сад», как вдруг встрепенулась: чего-то недоставало!
Похожее чувство простреливало Тасю по дороге из школы, когда однажды она
забыла в раздевалке мешок с обувью, а в другой раз – с «физрой». Оба раза сперва
появлялось лёгкое облачко тревоги, а потом в уме вспыхивала молния: ну вот, а
мешок-то! – и Тася с Соней бежали обратно за Тасиным мешком.
Так и теперь – что-то заволновалось внутри. Тася встала, подошла к окну
посмотреть, как там метель, и чуть не вскрикнула: Филя! В последний раз она
чувствовала его присутствие, когда Филя полетел вместе с мамиными мыслями на
поиски беглецов, а потом забыла о нём.
Тася в волнении прошлась по коридору, посмотрела в ванной – всё-таки, там
пахнет вкусным мылом и бывает уютно. Поискала возле гераней. Затем у маминых
икон - в их гнёздышке было совсем темно, даже не видно ликов. Зажгла в черепашьем
бассейне свет – разбудила бедных черепах. Не сверкнет ли Филя? Но нет, в аквариуме
давно уже не меняли воду, а Филя не любит ничего мутного...
Постаравшись успокоиться, Тася ещё раз, теперь уже тихо, медленно обошла
дом. Вернулась на кухню и, остановившись посередине, лицом в снежную круговерть,

поняла – Филя пропал. Он умер. Он и так был болен, замучен семейными
неурядицами. Лететь за Юлькой и папой в зимнюю ночь оказалось ему не по силам.
Он бросил на поиски весь свой последний свет – и иссяк.
Чувствуя, как вздымается внутри ураган паники, Тася бросилась в комнату к
маме.
- Мамочка, давай откроем окно! Ну пожалуйста! Вдруг Филя бьётся и не может
проникнуть!
Мама не стала спорить. Укутавшись в куртку, Тася высунула в окошко голову,
так что метель залетела в нос. Но в кружащемся ночном небе, сколько Тася ни
всматривалась, не было Фили.
Тася всё не могла поверить в случившееся, ждала, пробивалась взглядом сквозь
снегопад, пока не почувствовала, как вместо тревоги её грудь всё сильней распирает
гнев. Наконец, он стал таким огненным, что Тася не усидела на месте – вскочила и,
промчавшись по коридору, заколотила в Юлькину дверь.
- Чего тебе, мелкая? – открыв, устало спросила Юлька. Под глазами у неё были
следы от туши и на подбородке – смешной расковырянный прыщ. Но Тася, хоть и
заметила её жалобный вид, уже не могла унять ярость.
- Это ты - мелкая! Ты, а не я! Из-за тебя погиб весь Филя! – крикнула она и
устрашающе выставила вперёд подбородок.
- Ясно, - сказала Юлька и, оттеснив Тасю дверью, щелкнула замочком.
- Ты убила всего Филю! Замучила его! – кричала Тася и била ногой по
Юлькиной двери – а потом вдруг опомнилась. Для того ли с ней столько времени был
Филя, чтобы она превратилась вот в такое орущее чудище?
В комнате мама с папой включили по телевизору новости. Никто не торопил
Тасю ложиться спать – завтра был выходной. Тася вскарабкалась на свою высокую
кровать, села и сложила ладони горсткой – как будто хотела собрать в них падающий
снег. Потолок был совсем близко. Вот бы упала с него хоть штукатуринка – а она бы
подумала, что это Филя мигнул ей – я жив! Но нет, потолок был целым, ничего с него
не сыпалось. Тася прилегла на бочок – отдохнуть, и не заметила, как заснула.
Проснувшись посередине ночи, Тася спустилась с верхнего яруса и тихонечко
пробралась на кухню. Мама забыла задёрнуть занавески – от уличных фонарей и снега
было светлым-светло.
Подойдя к окну, Тася увидела, как по улице одна за другой едут снегоуборочные
машины, а в стороне от их колонны метёт обочину маленькая юркая машинка-кабинка
с ковшом и щётками. Иногда машинка начинала пищать, как пищит микроволновка,
когда еда разогрелась.
И всё-таки, несмотря на уличный шум и огни, вокруг была тишина. Тася
прислушалась и поняла – это тишина не звуков, а мыслей. Мир людей погружен в сон,
словно на дно морское. От этой догадки Тасе стало немножко страшно. Она зажгла
бра над столом и сразу почувствовала, как ожила кухня, на подоконнике проснулись
цветы. Тася вгляделась в их позы и заметила пылинки на блестящих листьях каланхоэ.
Может быть, пылинки – это то, что осталось от Фили? Что если взять и начать
раздувать их, как потухший костёр на даче? Вдруг окажется, что Филя погиб не до
конца?

Думая, как бы раздуть Филю, Тася подошла к столу и взяла из-под салфетки
квадратик пирога. Вздохнула и откусила кусок. Проглотила – вкуснота! Стерла с губ
душистые крошки. Эх-эх, лимонный пирог, ведь мы на тебя надеялись!
Поразмыслив, Тася подставила стул, взобралась и достала из сушилки свою
детскую тарелку с жирафом, полинявшим от частого мытья. За неё давно, ещё до
школы, они частенько сражались с Юлькой. Юлька упрямо считала тарелку своей,
заявляя, что её детство было раньше, чем Тасино.
На эту самую тарелку, прямо на жирафа, Тася положила самый вкусный, с
толстой полоской начинки, кусок пирога, накрыла салфеткой, чтобы не заветрилось, и,
взяв стикер, на каких мама иногда составляет списки дел, написала: «Доброе утро от
Мамы, Таси и Фили!» Подумала и пририсовала ещё сердечко.
В Юлькиной комнате, как всегда, было черным-черно. Тася с тарелкой в руках
постояла на пороге, привыкая к темноте. Затем полуощупью нашла стул возле дивана
и поставила на него тарелку. Под неё подсунула стикер и с жалостью поглядела на
сестру. Юлька спала носом в подушку, из-под одеяла торчали голые ноги. Тася не
решилась поправить – чтобы не разбудить.

***
На следующее утро мама приготовила на завтрак большой омлет. В нём оказался
лук и немножко замороженных с лета грибов-опят. Сев за стол, Тася прислушалась:
Филиных лучей не было, и всё-таки, что-то светлое чувствовалось в воздухе. Филя
висел тонюсенькой дымкой, чуть заметной испариной на оконном стекле – набираясь
сил в тепле семейного завтрака. Он уцелел!
Под конец завтрака на кухню заглянула Юлька. Её лицо было смешным со сна и
каким-то давним, как в прежние времена, когда она ещё не отбилась от рук.
- А нет ещё того пирога, который мне принёс дед мороз? – буркнула она.
Мама вскочила и мигом положила на чистую тарелку два куска.
- Хочешь, погрею тебе?
Юлька, мотнув головой, взяла тарелку, но почему-то не ушла.
- Ну что, мелкая, - спросила она, косо взглянув на Тасю. - Как твой Филя?
Весь день Тася ластилась к сестре. Юлька бурчала и отмахивалась, но было
видно – она довольна, что помирилась со всеми. Может, начал уже проходить этот
жуткий возраст?
После обеда вышли гулять с Соней. За вчерашний день нападало столько снегу,
что большие пластмассовые санки без полозьев не ехали с горы, а вязли в пуху.
Пришлось бродить пешком, выгуливая санки на поводке, как собаку. Иногда санки
начинали скучать.
- Вав-вав! Хозйка, хочу побегать! – требовала Соня от имени санок. Тася
покрепче перехватывала верёвку и неслась, вздымая снег, а Соня лаяла сзади.
- Нам бы дотянуть до лета. Летом Филя набирается сил! – сказала Тася.
- Может, Филя – это чудовище? Ну – невидимое! И ждёт, чтобы ты в него
влюбилась? Тогда он станет человеком.

Тася задумалась: а вдруг так и есть? И с удивлением поняла: ведь ей предстоит
узнавать Филю целую жизнь! Может быть, однажды она поймёт, как рассказывать
про Филю другим людям, чтобы они тоже полюбили его, и уже никогда бы не
захотели его расстраивать. «Даже когда я стану старушкой… - подумала Тася. – Даже
тогда я буду всё больше его узнавать. Без конца».
- Ты чего молчишь? – подтолкнула её Соня. – Не хочешь влюбляться? Ну, не
надо. Я же не заставляю!
Тася хотела объяснить ей про Филю, но Соня уже и без того насупилась. Соня
не для таких глубоких мыслей. Она – для дружбы и веселья. Не нужно её озадачивать.
- Вав-вав! Хочу домой! – сказала Тася, подергав верёвочку, так что санки
запрыгали. И они с Соней побежали быстро-быстро. Санки летели за Тасей,
подпрыгивая над дорожкой – уже не по-собачьи, а по-оленьи.
Когда Тася переоделась и напилась воды, из комнаты высунулась Юлька.
- Мелкая, ты где шлялась? - Иди сюда! Хочешь на спину - поносимся?
Тася уже набегалась на гулянии, но разве можно было отказаться! Она мигом
подбежала, обняла шею присевшей на корточки Юльки и, как обезьянка, обхватила
ногами талию.
Носясь по коридору, Юлька выла и взрёвывала с надсадом, как мотор. Один раз
на резком повороте, Тася стукнулась плечом о дверной косяк, но это ерунда!
- Юля, ты надорвёшься! Она же тяжелая! – крикнула мама, но папа что-то
шепнул ей, и больше мама ничего не сказала.
Хорошо было засыпать в тот день! Мама забралась к Тасе на верхний ярус и
читала ей книжку, но Тася не слышала слов. Она мечтала.
- Мама, давай летом позовём к нам на дачу Соню. А то у неё нет дачи!
- Конечно позовём! – согласилась мама. – Только надо договориться с её
родителями.
Тася улыбнулась.
- Мамочка, погаси свет! Я уже сплю.
Скоро все улеглись, и Филя вступил в свою силу. Он пронизывал дом, как
звёздная ночь. Всё дышало сияющим Филей. Тася легла на подушку щекой и мирно
уснула. Во сне она отодвинула душистую ветку шиповника, совсем не колючую, и
очутилась на даче. В распахнутой калитке стояла Соня и, нетерпеливо дрыгая
коленками, торопила Тасю гулять.

Вернуться к списку